«Господствует единство ясности и простоты, которое

                                                 Принесет вам пользу, если достойные замыслы вы

                                                 Будете проводить в жизнь достойными средствами».

                                                 (И-ЦЗИН, гексаграмма № 25).

 

 

 

                                                       Компаньоны

 

 Терпсихора сидела на большом валуне, занимавшем значительную часть пространства маленькой пещерки. Она провела в ней уже довольно много времени, но так и не смогла понять, как, собственно, здесь оказалась.
Пещерка была низкая, и высокой Терпсихоре не удавалось выпрямиться в ней в полный рост. Но она все-таки нашла способ разминать затекшее тело, выходя на небольшой каменный выступ перед пещерой, нависавший над необозримо туманной пропастью. Там Хора с осторожностью делала ряд несложных физических упражнений и быстро спешила обратно вглубь пещеры. Ибо сильный ветер открытого пространства моментально пронизывал леденящим холодом и, сбивая с ног, грозил ей падением с головокружительной высоты.
В пещере же было тепло и сыро. Скованная в движениях и действиях, Хора чувствовала себя пленницей этого странного места и развлекала себя тем, что подолгу смотрела на постоянно закатное небо в багровых тонах и размышляла о превратностях собственной судьбы и ограниченности человеческого восприятия. Она не помнила, когда именно ее мысли вслух приняли форму диалогов, в которых она продолжала задавать вопросы, представляя, что на них ей отвечает Проводник.
– И что же я сотворила такого ужасного? – вопрошала она, с тоской вспоминая восторженное лицо Эмилии на последней «живой картине». За что мне такое жесточайшее горе – смертельная болезнь единственной дочери? Я всю жизнь работала, растила ребенка. Отдавала всю себя… Не предавала… Не воровала… Не убивала… За что это лично мне?
– То, что приходит к человеку, порождено суммарным объемом развития его души на протяжении ряда предыдущих воплощений, – тут же назидательно басила она, подражая Проводнику. – Даже если он считает себя безгрешным на уровне действий, то отвечает за то, что не контролирует себя в мире собственных мыслей, грез и желаний. Это ведь так очевидно, Хора! Так что всегда есть за что ответить!
– Но что такое «контролировать себя в мире собственных мыслей, грез и желаний»? Неужели недостаточно просто поступать порядочно? Неужели и за мысли свои нам нужно расплачиваться?
– А как же! – драматично восклицала она себе в ответ. – Мысли, чувства и желания – это как раз самое важное. Не умея совладать с ними, человек зачастую сам, просто программирует себя на несчастье и страдание, совершенно не осознавая этого. А иногда разводит в голове такой неисчислимый сонм безнравственных, злых и порочных мыслей, тем самым давая им рано или поздно, так или иначе реализоваться в физическом мире.
– Но почему существует такая несправедливость? – продолжала упорствовать в своем непонимании Хора. – Почему совсем юные, почти безгрешные люди покидают этот мир, а
отъявленные негодяи живут в роскоши и довольстве? За что одних людей награждают талантом, красотой, удачей, а другие влачат жалкое существование в бедности и болезнях?
– На самом деле все логично и упорядочено! Каждому дается ровно столько, сколько он должен пережить. Любая форма существования в любой судьбе является закономерной. Это либо поощрение, либо наказание. Но всегда – возможность для исправления ошибок и внутреннего роста. Нужно лишь иметь более высокую точку обзора, чтобы понять, что именно отрабатываешь в жизни. И не ныть, не обвинять других, не опускать руки. Правда, от людей, занятых по большей части своими повседневными делами и увлеченных достижением мелочных личных целей, зачастую ускользает очевидный смысл всего происходящего,
– Ну и в чем же этот смысл? – подавляла раздражение Терпсихора, ерзая на неудобном камне в попытках изобразить преувеличенно театральную позу Проводника, в которой он обычно излагал свои заумные сентенции. Хору почему-то утешало воспоминание о нескладном и взбалмошном «Увратрайе», так раздражавшем ее весь период их недолгого знакомства.
– Смысл прост и очевиден! – продолжала она свое маленькое представление. – Ничто не появляется и не исчезает беспричинно. Там, где есть тень, существует и предмет ее отбрасывающий. К человеку приходит лишь то, что порождено его действиями, мыслями и чувствами… Разные условия жизни, радости и трагедии являются лишь следствиями поступков каждого отдельного человека. И никто кроме самого человека в этом не виноват. Это и есть то, что в некоторых религиях называют кармой.
– Хорошо, ну а как найти эту самую высокую точку обзора, чтобы правильно разобраться с так называемой кармой? – как бы поддразнивая оппонента, спросила Хора.
– Остановиться на бегу! – вдруг услышала она голос «Увратрайи» и испуганно вздрогнула. – Люди ведь всю жизнь крутятся-вертятся, как заведенные, не успевая за суетой осознать и осмыслить некоторые простые истины. А надо лишь остановиться на бегу и задать вопрос. Для чего, к примеру, они совершают тот или иной поступок? К чему он может привести? Зачем обижают, изменяют, вмешиваются в ход чужой судьбы наконец…
У входа в пещеру маячил нечеткий силуэт. Сжавшись в комок, он втиснулся в невысокое отверстие и подплыл почти вплотную к растерянной женщине. Слабо светящаяся фигура была практически прозрачной и не отбрасывала тени. Но голос, исходивший от нее, был узнаваем.
– У тебя отлично получается, Хора! – со смехом произнесла фигура. – Не зря тебя сюда заперли. Все-таки одиночество самый лучший учитель!
– Эмилия рассказывала, что ты можешь быть почти прозрачным, – не обращая внимания на последние слова, тихо прошептала Терпсихора и протянула руку, пытаясь коснуться Увратрайи.
– Ага! Только ты дочке не поверила, – поддразнивая ее, весело произнес Проводник. – Потерпи меня немного таким, через некоторое время снова уплотнюсь. Там, где я побывал, не принято быть «очевидным».
– А где ты был, Про? – взволнованно спросила Хора. – Все так внезапно оборвалось. Я уж думала, что мы с тобой не увидимся больше.
– И я на какое-то мгновение так подумал. Но потом все уладилось и разрешилось для нас с тобой самым, так сказать, приемлемым образом.
– Да уж! Не очень-то просторную пещерку тебе предоставили, – меняя тему разговора, произнес Проводник. – У меня побольше была, только с видом на восход.
– Что это за место, Про? Я так устала здесь находиться. Тело ломит. Пейзаж не меняется.
– Это так называемая Гора ожидания. В ней «нашкодившие» души после смерти хранятся. До поступления дальнейших, так сказать, распоряжений на их счет.
– Ты все время говоришь загадками. Не можешь более понятно объяснить?
– Не могу! – передразнивая тон Хоры, произнес Проводник. – Этого новичкам знать не дозволено. Скажи спасибо, что поместили на эту гору, а не в подземные лабиринты, там мне тебя найти было бы еще труднее.
– Спасибо, – насупившись, буркнула Хора.
Но настроение от встречи с Проводником у нее было отличным, поэтому, немного поерзав на неудобном камне и вытянув затекшие ноги почти до выхода из пещеры, она с нежностью взглянула на согнувшуюся пополам бесплотную фигуру.
– Я рада тебя видеть, Про. И рада буду, если ты расскажешь мне хотя бы о том, что мне можно узнать.
– Ох! Это смирение – нечто новенькое в вашем образе, – ехидно заметил Проводник. – Но тебе идет. Спрашивай, дорогая, что тебя еще беспокоит.
– Ну, во-первых, как долго я тут пробуду? Во-вторых, когда я смогу узнать о судьбе своей дочери? В-третьих, что со мной дальше будет? И вообще, – тут Терпсихора поперхнулась и на мгновение замешкалась, – как обстоят дела с этим самым любовным треугольником. Мы все так же связаны? Или нет?
– Начну, пожалуй, с последнего вопроса! – зависая в воздухе, рассудительно произнес проводник. – Ибо он самый важный! Спешу тебе сообщить хорошую новость – гордиев узел разрублен, и вы теперь не связаны! Новость плохая – душа Лилу отброшена на много уровней ниже, и след ее мною посему утерян.
– На много уровней ниже – это, я полагаю, – плохо?
– Да!
– Как жаль? Мне очень жаль душу матери, – удрученно заметила Хора. – Но я все так же не могу ее простить.
– Но у тебя уже достаточно знаний и информации, чтобы понимать, за что, собственно, она заплатила. Надеюсь, мы не будем к этому возвращаться? У нас с тобой нет времени на повторные обсуждения.
Становясь более плотным, Проводник опустился на пол, сел у входа в пещеру и вопросительно посмотрел на Хору.
– Да, я понимаю, – просто ответила та. – Самоубийство в двух жизнях. Убийство. Больная любовь. Нереализованный талант. Неумение грамотно разобраться в своих чувствах. Предательство близких… Да, Про, я все понимаю.
– Вот и молодец! Тогда пойдем дальше. Пространственно-временной узел разрублен, в основном за счет правильно сделанных выводов и действий души Эмили.
– Эмилия жива! Она выздоровела! Я знала! Я чувствовала! – радостно подскочила Терпсихора, с размаху ударившись о свод пещеры.
– Не делай поспешных выводов! – с усмешкой глядя на потирающую ушибленную голову собеседницу, назидательно произнес Проводник. – Я всего лишь сказал, что твоя дочь сделала правильные выводы. Не просто так Высшие посылают людям смертельные болезни. Иногда это единственный повод у человека остановиться и задуматься над собственным отношением к жизни. Именно поэтому в христианской религии рак, например, называют «Божьей милостью для души». Да! Такой вот тяжелый, но самый эффективный способ очищения.
– Но ведь это жестоко, – запротестовала было Хора.
– Зато – продуктивно! – тут же оборвал ее Проводник. – Хватит мерить земными величинами, Хора. Тем более что дальше тебе предписано начать функционировать как проводник земных душ. А это – дело ответственное и требует более «высокой точки обзора». Сама ведь о ней рассуждала. Так что вспоминай почаще теперь о своей нынешней роли и отвыкай воспринимать чтобы то ни было эмоционально.
– Постой, Про! Постой! Я назначена проводником? Таким, как ты?
– Да! И я прислан провести по этому поводу с тобой инструктаж.
Обхватив руками колени, Проводник сидел, облокотившись о стену, и сосредоточенно глядел вдаль. Его профиль становился с каждым мгновением все более четким. А яркие отсветы закатного неба окрашивали контуры его все уплотняющейся фигуры в ярко-алый цвет.
– Итак, – после недолгого молчания произнес он. – В разных вариантах земных преданий, притч и легенд таких как я называют по-разному… Ну, например, привратники или проводники. Это потому, что мы и правда охраняем многочисленные невидимые порталы и врата. Люди обычно чувствуют и определяют для себя эти порталы как переходные моменты в жизни – распутья, на которых они делают тот или иной выбор. И тебе ныне предлагается стать одной из нас. Ибо так ты сможешь отрабатывать некоторые свои земные просчеты и заработать счастливый шанс на новый старт.
– А эта «работа» для всех умерших обязательна? – заинтересованно спросила Хора.
– Конечно не для всех. Это изнурительная и неблагодарная работка для душ, подобных твоей и моей. Мы самый низший уровень из тех, кому дают шанс на исправление.
– А что в наших душах не так?
– Не притворяйся, Хора. Все ты прекрасно понимаешь! Самоубийство, хоть и неосознанное, – тяжкий грех. Но! Высокое интеллектуальное развитие в земной жизни дает таким как мы возможность заниматься столь сложным и ответственным делом.
– Про! Так ты, значит, тоже за самоубийство платишь?! Вот это интересно! Расскажи!
– Да что тут рассказывать, – неопределенно повел плечами Проводник. – Не справился… Вот и не пускают в новую жизнь. Так что я и поощрен и наказан.
– Как это?
– Наказывают и учат работой проводника. Поощряют тем, что не опускают за линию невозврата. Дают возможность искупить. Я ведь, по сути дела, работу с душой Лилу запорол. Так что вполне мог и загреметь в нижние сферы. Вот и для тебя теперь сей тяжкий труд начинается. Так что будь внимательна и точна! – меняя тему разговора, заметил Проводник.
– И насколько он тяжкий? – взволнованно спросила Хора.
– Сама увидишь. Я вот суечусь без перерыва – подстраиваю, развожу, свожу, направляю и так далее. И зачастую все без толку. Замотался совсем. Единственный приятный бонус, мне подаренный, – это то, что запах пота мне позволили заменить на любимый мной аромат дыни.
– Ах вот оно что! – весело рассмеялась Терпсихора. – А я все понять не могла, что это от тебя так часто дыней несет!
Проводник насупился.
– Не «несет», а пахнет, – обиженно буркнул он. – Тебе, кстати, тоже на начальном этапе один бонус полагается.
– Например? – удивленно повела бровью Хора.
– Например то, что сможет поднимать тебе настроение в минуты неразберихи и растерянности.
– Сигара! – радостно догадалась женщина. – Сигара подойдет?!
– Подойдет, – заунывно отозвался Проводник. – Очень предсказуемо. Вот это воистину наказание – сигарную вонь веками рядом с собой терпеть.
Терпсихора между тем обрадованно переключила свое внимание на волшебным образом появившуюся в ее руках большую дымящуюся сигару.
– Ох, какое удовольствие, – с наслаждением затягиваясь и щуря глаза, тихо произнесла она. – Люблю курить!
– Знаю, – продолжал сердиться Проводник. – Я, однако, дыма не переношу и курения не одобряю. Так что я вот было хотел предложить тебе работать вместе, а теперь, видимо, придется опять в одиночное плавание отправляться.
При этих словах Проводник встал и, пригибаясь, шагнул на внешний выступ каменной площадки перед пещерой.
– Постой, Про! Ты куда? – испуганно воскликнула Терпсихора. – Не покидай меня. Я ведь здесь ничего не знаю. Я ведь без тебя пропаду!
– Не пропадешь. Не дадут. Получишь четкие инструкции и будешь действовать, так сказать, в силу всех своих знаний и возможностей.
Хора стремительно выскочила наружу вслед за Проводником и чуть не сорвалась вниз, подхваченная порывом сильного ветра.
– Я с тобой хочу, – испуганно прижимаясь к вовремя подхватившему ее Проводнику, тихо прошептала она. – Если тебе не нравится моя сигара, я ее выброшу. Вот! Смотри!
Хора поднесла сигару к самым глазам Проводника и затем театральным жестом бросила ее в туманную пропасть, агрессивно клубящуюся под ногами. Сигара же через несколько мгновений вновь оказалась в ее руке.
– Вот так действует здесь закон пожеланий – мечта сбывается мгновенно и навсегда, – с усмешкой произнес Проводник, наблюдая за безрезультатными попытками Хоры избавиться от сигары. – Но твой акт доброй воли меня впечатлил. Так что, пожалуй, возьму тебя с собой.
– И что, я теперь всегда буду с сигарой в руках?
– Ну да. А что, не нравится?
– Ну, я, конечно, люблю курить. Но не до такой степени, – удрученно произнесла Хора.
– Понимаю твое расстройство. Я вот так же с мопедом маюсь, – сочувственно заметил Проводник. – На минуту захотелось, а теперь деть никуда не могу. Приходиться на нем перемещаться в пространстве и времени.
– Про, так ты берешь меня в компаньоны? – нетерпеливо перебила Хора и с надеждой взглянула на Проводника.
– В компаньоны! Хорошее определение, – с улыбкой произнес тот. – Да. Беру. Только на будущее – будь осторожна с желаниями. Ибо нам в межжизненном пространстве лишние
предметы, привычки и привязанности ни к чему. Здесь мы должны о подопечных думать, а о себе, так сказать, позабыть напрочь. Понимаешь?
– Понимаю, – смиренно согласилась Хора и в удивлении взглянула на быстро темнеющее небо.
Окружающий ландшафт между тем быстро менялся. Напряженно-кадмиевые тона уступали место насыщенному ультрафиолету. Ветер стих. На небе зажигались звезды. А в мутно-туманной пропасти под ногами прильнувших друг к другу Проводников наметился просвет. Он ширился, постепенно освобождая вид на спокойную холмистую долину с раскинувшимися то тут, то там редкими пролесками и с вьющейся вдаль тонкой лентой дороги.
– Как красиво, – тихо произнесла Хора. – Все вокруг так резко изменилось. Что это значит, Про?
– Это значит, что тебя выпускают отсюда. И мы можем двигаться дальше. Кстати, а вот и он, сволочь, стоит. Ну да, как же без него, – напряженно вглядываясь в темно-зеленую тьму ночного пейзажа под ногами, раздраженно произнес Проводник.
– Кто? – недоуменно спросила Терпсихора, пытаясь проследить за взглядом Проводника.
– Не кто, а что! Мопед мой кроваво-красненький! Вон там под деревом стоит – нас дожидается. Так что держись за меня покрепче ,Хора. Мы спускаемся.
При этих словах Проводник камнем кинулся вниз с уступа, увлекая за собой не успевающую опомниться Терпсихору.
Но они не упали, а, стремительно пролетев, плавно приземлились на мягкую травяную почву у края дороги.
– Что мы теперь будем делать? Куда пойдем? – немного придя в себя после столь стремительного падения и слегка пошатываясь, спросила Хора.
– Ну, сначала прогуляемся до нашего средства перемещения, – метнув взгляд на стоявший в отдалении мопед, зло заметил Проводник. – А пока я расскажу тебе о некоторой специфике нашей работы.
Он взял собеседницу под локоть и вывел на белеющий в темноте грунт дороги.
– Итак! – медленно вышагивая рядом с внимательно слушавшей Терпсихорой, назидательно начал он. – Мы можем появляться и исчезать. Быть в плотных телах и тонких. Мы можем проходить сквозь время и пространство. Быть невидимыми. Молодыми. Старыми. Подстраиваться под стиль эпохи. Участвовать в событиях. Но не вмешиваться в них без крайней нужды. Мы должны научиться сочувствовать и сопереживать своим подопечным. Входить в их положение, так сказать. Полностью отдаваться своему делу. Болеть за него душой. Отстраниться от себя. Но проявлять в работе все свои знания и способности. Как говорят Высшие, в этом и есть рост… Понятно тебе?
– Да. В общем и целом, – задумчиво произнесла Хора.
– Ты готова к этой новой для себя роли?
– Да. Только… – на мгновение замешкалась она и, останавливаясь, с надеждой заглянула ему в глаза. – Про, можно я буду звать тебя Увратрайя? Ну, в память об Эмилии моей… Можно?
– Нет. Нельзя, – твердо ответил Проводник. – Нам не нужны личные сентиментальности. Они только помешают тебе в работе. Зови меня лучше Грин. Да и, кстати, чтобы уж окончательно покончить с твоими внутренними переживаниями из прошлого воплощения и помочь тебе всетаки понять и простить Лилию, прочти дорогая, вот это.
– Что это? – принимая из рук Проводника непонятно откуда взявшийся сложенный листок бумаги, в изумлении спросила Хора.
– Это всего лишь стихотворение… – тихо ответил Проводник. – Стихотворение твоей матери. Она написала его перед смертью. Но никто так и не прочел. За ванной пылилось много лет. Я достал. Прочти…
Хора бережно раскрыла сложенный вчетверо тетрадный листок. Он действительно был в пыли. По краям бумаги обозначились ржавые затеки. Но прыгающие крупные буквы, написанные, видимо впопыхах, нервным неровным почерком, слабо светились, давая возможность прочитать их в кромешной тьме безлунной ночи.

                              В страданиях проходят дни.
                              В томлении дымятся ночи.
                              Мы в вечности с тобой одни.
                              Но я люблю другого. Очень!
 
                             Я посвящаю тебе жизнь,
                             Но, страсть к другому гложет тело.
                             И безутешно стонет ИНЬ.
                             И к ЯН стремиться надоело…

Перечитывая вновь и вновь два надрывных четверостишья, Хора представляла последние минуты жизни своей такой незнакомой и непонятой ею матери. Представляла всю боль и тоску той сильной, пронесенной через воплощения безответной любви. Чувствовала отчаяние, надрыв и безутешность потери. И ее душа вдруг раскрылась, позволяя впустить в себя сочувствие, печаль и прощение.
– Я простила и поняла, – тихо сказала она, утирая слезы. – Поняла что-то очень важное про любовь, и жизнь, и смысл. Что-то очень ценное, но необлекаемое в слова. Спасибо тебе, Про… то есть Грин, за руководство и терпение. Теперь, я полностью готова приступить к работе. С любовью, терпимостью и состраданием…
– Вот и славно, – утешающе похлопывая Терпсихору по плечу и предлагая ей место на мопеде позади себя, произнес Проводник. – Любовь, терпимость и сочувствие – это как раз то, без чего нам не обойтись… Ни на том свете, ни на этом…
Он завел мотор жизнерадостно взвывшего мопеда, который резко рванулся вперед и, оставляя за собой клубы пыли, тут же исчез из виду.
Лишь сочный аромат дыни и терпкого табака еще долго наполнял предутренний прозрачный воздух тихой безлюдной долины у подножья самой обыкновенной и не очень высокой горы гдето на просторах красивой маленькой планеты, населенной такими странными и непоследовательными людьми.