Соварух

Рабочий вариант для обсуждения. Текст не отредактирован.

 

                                      

Пролог

Музей Радуги.

     

В открытые окна кабинета вливалась ночь, наполненная пением цикад и долгожданной прохладой. В центре помещения призрачно мерцал огромный полупрозрачный экран, освещая вокруг себя небольшое  пространство.

У экрана стоял высокий, широкоплечий человек в расстегнутой рубашке и шелковых шароварах. Его длинные волосы на макушке были скручены в узел, на ногах не было обуви, зато кисти рук обтягивали поблескивающие серебром тончайшие перчатки.

Этот мужчина был известен под именем Маркус-созидатель и слыл в народе загадочным красавцем, отшельником и великим зодчим.

Несколько лет назад, он поселился в высокой и изящной башне, расположенной на вершине горы прямо у стен главного города королевства Луизии. Получив от ее величества покровительство и поддержку,  Маркус занял пост главного архитектора города и с воодушевлением и энтузиазмом принялся менять до неузнаваемости когда-то мрачную столицу королевства.

С тех пор много невероятных зданий и волшебных приспособлений придумал и воплотил он в жизнь, снискав себе славу величайшего зодчего современности. А столица  королевства Луизии постепенно превратилась в легендарный и известный во всем эниолунном мире Радужный город.

Вот и теперь, уже много дней подряд, Маркус трудился над созданием грандиозного проекта под рабочим названием «Музей Радуги». Напряженно вглядываясь в глубину экрана и периодически прикасаясь к нему пальцами, талантливый зодчий перемещал в разных направлениях цветные полосы и геометрические фигуры, которые складывались под его руками в красочное и замысловатое изображение. Иногда он отходил на незначительное расстояние и на мгновение застывал, в задумчивости потирая подбородок и придирчиво сверля взглядом экран.

Наконец, бережно сняв с рук искрящиеся волшебные перчатки и с удовольствием потянувшись,  великий зодчий прервал свою многочасовую работу и в задумчивости подошел к окну.

Далеко внизу, призрачно мерцая разноцветными огнями, мирно спал Радужный город. Окруженный со всех сторон пологими лесистыми горами он напоминал волшебную шкатулку, полную разноцветных, сияющих драгоценностей. С высоты последнего этажа башни, прозванной в народе «Лунный цветок», были отчетливо видны все творения великого зодчего.

Скользнув взглядом по очертаниям здания городского рынка, выстроенного им из светло-зеленых хрустальных пластин, в форме   груши, Маркус перевел взгляд в сторону «Дома солнца», имеющего форму огромной желтой полусферы с большим количеством длинных золотых антенн. Затем, он немного полюбовался жилым кварталом города, полностью состоящим из домов, в форме гигантских цветов на мощных пружинящих стеблях. И наконец, в который раз, удовлетворенно отметил безупречность округлых форм «Застывшего облака» — главной резиденции ее королевского величества. Опровергая все земные законы притяжения, огромнейший дворец хрустальным облаком  нависал над овальной чашей открытого концертного зала. От основания дворца на тонких, но очень прочных серебристых цепях  многочисленными рядами свисали полупрозрачные зрительские кресла. Подобно качелям они плавно раскачивались на ветру, издалека создавая впечатление переливающихся хрустальных подвесок гигантского светильника, освещающего все вокруг призрачным сиреневым светом.

Любуясь в столь тихий, предрассветный час своими архитектурными творениями, великий зодчий вдруг отчетливо осознал, что любит этот город всей душой и гордится им, как самым главным детищем своей проживаемой на земле жизни.

Но в его сонное и блаженное созерцание вдруг стал проникать приглушенный, чавкающий звук. Не поворачивая головы и добродушно усмехаясь, Маркус иронично произнес:

— Вот так счастье привалило —

Мой пушистый белый друг?

Ну и где тебя носило?

Где провел ты свой досуг?

— Ничего и не «носило», – послышался в ответ обиженный писклявый голосок. –  И ни какой у меня и не «досуг», — а сплошь дела государственной важности! И тайны! Совсем я с вами, с эниями, замучился. То узнай то Сироп, то передай – это.  Не помнишь разве – сам меня к Луизии с поручением отправил третьего дня?

— Правильно говоришь – три дня назад я попросил тебя быстренько «сгонять» к королеве и узнать – Почему так срочно собирается совет Наместников? Какова причина? Где будем принимать и так далее …. Ну и? Где же ты, собственно, пропадал столько времени?

Великий зодчий неожиданно резко обернулся и стремительно шагнул в темную глубину огромного круглого кабинета. Он уверенно направился к полукруглому книжному шкафу у дальней стены, на нижней полке которого был сооружен маленький изящный домик с кругленькими окошечками и резным крылечком. Рядом с ним на белеющей в темноте салфетке стояли блюдечки с молоком и сыром.

Большая белая мышь, насупившись и не обращая внимания на резкий тон  и движения зодчего, за обе щеки уплетала засохшую корку сыра.

— Мог бы, между прочим, и не посылать меня по мелочам через весь подземный город гномов, а самостоятельно узнать все, что тебе нужно. Вы же, энии, это можете – общаться на расстоянии и без слов…. Но – нет! Своего старого друга Сиропа жалеть не нужно! Старого друга Сиропа, ну просто необходимо погонять вверх-вниз по своей глупой длиннющей башне, подвергнуть страшным опасностям в городе гномов. Да и, в висящий дворец к Луизии попасть теперь не так-то просто. Ждал вот — почти сутки воздушного обоза с провизией, чтобы подняться к ней наверх. У мышей, если вы до сих пор не в курсе – крыльев нет! По воздуху они не летают. Так что в следующий раз, прежде чем ставить передо мной такие сложные задачи, подумайте – может лучше связаться между собой при помощи мысли…. Ведь, это когда-то было для вас, эниев, обычным делом! Что сейчас-то изменилось? А?

— Ладно, ладно. Не бурчи, — примирительно произнес Маркус-созидатель, и осторожно протянув руку к опасливо сжавшемуся Сиропу. – Ты же знаешь, как нам трудно общаться лично. После стольких взаимных обид  восстановить прежние дружеские отношения не так-то просто…. Вот и используем любую возможность избегать личного контакта…. И ты нам в этом здорово помогаешь! – с грустью сказал зодчий и мягко почесал Сиропа за ушами.

Сироп на мгновение перестал жевать и с удивлением посмотрел на огромную руку друга. Затем затих и как бы нехотя позволил энию проявить столь неожиданную ласку.

— Что это за нежности? – пытаясь не выказывать удовольствия от приятных поглаживаний, озадаченно спросил Сироп. – С каких это пор ты относишься ко мне, как «брату меньшему». Мы ведь, кажется, с тобой договорились, Маркелло, – мы на равных. Я тебе не мышь, а друг!

— Друг! Конечно, друг! Не вредничай ты так…. Просто, я по тебе соскучился, — отходя от мышиного домика и присаживаясь в глубокое кресло у остывающего камина, тихо произнес зодчий.       Потирая уставшие от многочасовой ночной работы глаза, Маркус с умилением посмотрел в сторону мышиного домика, где белый пушистый комок сосредоточенно продолжил прерванную было трапезу, с  явным удовольствием  лакая холодное молоко.

— Как же странно поворачивается жизнь, — с грустью размышлял Маркус — созидатель теперь и легендарный эний в прошлом. – Я родился и жил много сотен земных лет в Великой Энии, летал в межзвездном пространстве, изучал загадочную и прекрасную Вселенную. Я имел верных и надежных друзей, любил и был любим…. И вот теперь, пережив предательство и измены, имею в друзьях лишь одного земного мышонка и только ему одному могу по-настоящему доверять.

Чувство беспредельной тоски по прекрасному прошлому резкой болью пронзило человеческое сердце легендарного эния Марко, а  леденящий холод обреченного одиночества сковал его тело. В такие мгновения Марко более всего на свете хотел снова стать полноценным энием – огромной зеленой бабочкой с восемью мощными волшебными крылами, и умчаться в неизведанные просторы любимой и необъятной Вселенной. Но… с некоторых пор, легендарный эний мог об этом только мечтать! Ведь он, поддавшись на уговоры, отдал коварному и хитроумному Хранителю одно из крыльев. Взамен же, честолюбивый и гордый Марко получил  редчайший талант, который помог ему стать самым знаменитым зодчим во всем эниолунном пространстве. Вспоминать об этом Марко не любил и потому, по возможности, занимал себя работой сутки напролет, стараясь не анализировать совершенную им, непростительную ошибку.

— Ну вот, теперь можно и поговорить, — услышал Марко тоненький голосок Сиропа и его цокающие по деревянному полу  семенящие шажки. Опустив руку, эний осторожно взял приблизившуюся к нему крупную белую мышь и переместил ее на маленький столик рядом с камином. Сироп, оказавшись на столе, встал на задние лапки, подбоченился  и озадаченно оглянулся по сторонам, как бы разыскивая неожиданно потерянную, но весьма необходимую вещь.

— А куда подевалась моя любимая ореховая рюмочка? Опять ты Марко за свое – сам бросил пить вино и думаешь, что все остальные так и мечтают повторить твой славный подвиг?

— Ох! А я, было, подумал, что ты забудешь, — виновато косясь на рассерженную мышь, попытался оправдаться Марко. Не поднимаясь с кресла, он дотянулся до каминной полки и достал спрятанную за одной из книг маленькую бутылочку коньяка и почерневшую от времени скорлупу грецкого ореха. Осторожно налив несколько капель пахучей жидкости из бутылки в ореховую рюмочку, Марко поставил ее перед недовольно наблюдавшим за ним Сиропом.

— Сговорились вы с Луизией, что ли? – с тоской заглядывая на дно скорлупы, обреченно пропищал Сироп. – Она мне все о здоровом образе жизни при встрече толкует, ты – коньяк, как лекарство на дно капаешь…. Да! Не в лучшую сторону вы – друзья изменились…. Скучно с вами!!!

Недовольно покачивая головой, Сироп окунул остренькую усатую мордочку в скорлупку и стал громко и с удовольствием из нее лакать. Закончив пить, он медленно откинулся назад, отодвинул скорлупу и рассеянным, остекленевшим взглядом уставился в редеющий мрак неосвещенного кабинета.

— Эй, мечтатель! – хохотнул наблюдавший за пьянеющей мышью Марко. – Вернись ненадолго ко мне из своих винных странствий и расскажи , наконец-то, все, о чем я просил тебя узнать.

Сироп лениво повел влажно мерцающими бусинками  глаз в сторону друга и нехотя промямлил:

—  Ну, значит так! Весь «сыр-бор» из-за твоего «Музея Радуги».   Луизии донесли — энии недовольны тем, что вы хотите построить музей, в котором люди смогут узнать тайну эниев. Почти все наместники боятся последствий этого и считают вас предателями.  Поэтому-то, совет ваш так спешно и собирают. Хотят добиться запрета на постройку  «Музея Радуги». А Янус, вообще, отклонил  предложение Луизии провести «Совет Наместников» в «Висящем замке», обозвав его «безвкусной люстрой, украшенной стеклянными табуретками», и даже уговаривал королеву отказаться, пока не поздно, от твоих экспериментов в строительстве, говоря, что ты скоро превратишь ее королевство во всеобщее посмешище.

При этих словах Сиропа Марко вздрогнул, как от резкого удара. Но подвыпивший мышонок не заметил столь болезненной реакции друга и, расслабленно растягивая слова, продолжал:

— Ваш Главный наместник Янус сказал, что собирается  провести Совет, как обычно — в «Зале подземной роскоши». Сегодня…. В полночь…. Созывает всех без исключения…. Даже «бывших».

Мышонок затих. Его маленькая голова наклонилась вниз, усы безжизненно повисли, а обмякшее тельце безвольной тушкой распласталось на столе. На мгновение в комнате наступила томительная, густая тишина, прерываемая мерным тиканьем огромных потолочных часов. Марко сидел неподвижно, пытаясь оправиться от недавно услышанных, обидных слов. Он относился очень болезненно к любой критике. И поэтому столь неприятное высказывание Двуликого весьма испортило ему настроение. А повод, по которому Янус созывал Совет наместников, наполнял сердце легендарного эния неизъяснимой тревогой и дурными предчувствиями.

Устремив взгляд в прорезь высокого окна, он с наслаждением втянул прохладный воздух раннего городского утра, благоухавший ароматами цветов и свежей выпечкой.

А между тем город  за окнами высоченной башни под названием «Лунный цветок» жизнерадостно пробуждался. Слышались приглушенные выкрики торговцев на базарной площади, зазывающие к лоткам ранних покупателей. Мерно позвякивали колокольчики на шеях коров и овец, выгоняемых пастухами на заливные луга.  Призрачные ленточки дыма неровной линией струились на лениво и как бы нехотя светлеющем небе. И вот, наконец, новый, обещающий быть знойным летний день властно вошел  в мир первыми ослепительными лучами восходящего солнца.

Продолжение следует.