Глава 6

ЭМИЛИЯ 

 

                                                 «В настоящее время, для вашей жизни характерны
                                                   потери и поражения… Это период, когда  само-
                                                   анализ и трезвая оценка положения гораздо 
                                                   важнее, чем отчаянная борьба с судьбой».
                                                   (И-ЦЗИН,  гексаграмма № 29)       
 
 
 

                                                       Ночной гость   

Эмилия была неизлечимо больна.
Целыми днями она бесцельно слонялась по дому, с отрешенным упорством занимаясь уборкой и натирая до блеска все, что попадалось под руку. Уже через несколько дней даже самые на годы забытые закоулки блестели чистотой, зеркала и стекла окон сияли, многочисленные книги и бабушкины пластинки тщательно рассортированы и расставлены по полкам, а полы во всех помещениях дома напоминали идеально сверкающий паркет старинных дворцов-музеев. В доме пахло свежестью, но обстановка становилась все более нежилой.
«Ну прямо как в операционной!» – невесело шутила мама, каждый день возвращаясь с работы и с тоской разглядывая четкую симметричность расстановки посуды в шкафах и металлическое сияние кухонной утвари.
Эмилия вымученно улыбалась, наливала маме тарелку незамысловатого супчика или подавала ее любимый крабовый салат. Мама быстро съедала приготовленный дочерью ужин, целовала ее в лоб и, как обычно сославшись на усталость, закрывалась до утра в своей комнате. Утром же, наспех позавтракав и «набросав» на лицо легкий макияж, мама спешно уносилась на работу. И Эмилия снова оставалась одна.
Нет, девушка не корила мать за черствость и не обижалась на то, что в эти, такие сложные для Эмилии, дни мама проводит с ней слишком мало времени. Девушка понимала: матери ну просто необходимо было работать, чтобы оплачивать дорогостоящее лечение и лекарства. Ведь помощи им ждать было абсолютно не от кого.
Именно поэтому две сильные женщины, взрослая и совсем юная, по молчаливому согласию поддерживали стиль общения, в котором не было места долгим задушевным беседам и успокоительному вранью.
Но несмотря на собранную в кулак волю и залихватскую юношескую браваду, сердцу смертельно больной девушки до изнеможения хотелось любви и внимания.
Эмилия испытывала стойкое ощущение заброшенности и тоски. Друзей у нее не было. А немногие товарищи по оставшимся теперь в прошлом веселым развлечениям юности не приходили ее навестить. Никто из молодых и пышущих здоровьем людей не находил времени и душевных сил для того, чтобы поддержать так странно и стремительно угасающую Эмилию. От этой столь очевидной жестокости и предательства в душе у девушки поселилась ночь. Ночь, в которой не было места радостным бликам солнечного света. Ночь, в которой холод одиночества вытеснил всю теплоту и нежность первой мучительной, но такой сладостной и желанной любви. Ночь, которая мраком все нарастающей безысходности медленно, но верно
вытесняла изо всех, даже самых потаенных уголков страдающей девичьей души последние светоносные лучи надежды.
И вот тогда, в один из самых жутких приступов отчаяния, она и увидела Его в первый раз. Он сидел в дальнем углу спальни и почти сливался с серовато-дымчатой стеной, чуть подрагивая своими нечеткими очертаниями. Неестественно яркий лунный свет, бивший из окна как мощный прожектор, разделял комнату на две четко выраженные половины. Залитые неоново-серебристым муаром кровать и письменный стол Эмилии казались волшебными предметами из мира грез и резко контрастировали с почти черными пятнами платяного комода и книжных полок в неосвещенной части комнаты.
Сначала Эмилия не поверила своим глазам. Она несколько раз крепко зажмурилась, затем резко привстала с постели и энергично потрясла головой. Видение не исчезало. Этот незваный ночной гость почти неподвижно сидел на комоде и лишь слегка покачивал ногой, методично нарушая границу света. Агрессивный свет полной луны выхватывал из мрака край Его ослепительно белоснежного одеяния. А также носок обычного старого кеда, обутого, как успел подметить цепкий взгляд Эмилии, на босу ногу. Девушка напряженно вглядывалась в темноту, мысленно убеждая себя в том, что это видение является галлюцинацией, то есть плодом ее больного, воспаленного воображения.
– Яркий свет, обман зрения. Да и полная луна к тому же, – начиная рассуждать вслух, успокаивала себя она. – Многие люди становятся мнительными в этот период и начинают видеть то, чего не может быть на самом деле.
– Ага. И к тому же многие люди весьма убедительно себе врут, – вдруг послышался из темного угла хрипловатый мужской голос. – Делают вид, что не замечают непонятных для них, но таких очевидных в сущности вещей. И проходят мимо! Мимо знаков судьбы – советов вселенной; мимо любви… Короче, мимо всего… Так что – дураки они, твои люди…
Эмилия испуганно вздрогнула. В растерянности заметалась на кровати, изо всех сил стараясь дотянуться до выключателя маленькой лампы, висящей на стене. Судорожно, но безрезультатно пощелкала им несколько раз, попыталась было закричать и позвать на помощь. Но кроме жалкого, похожего на всхлип, тихого слова «Мама» так ничего и не произнесла. Беспомощно озираясь по сторонам, она подползла к краю кровати у стены. Хаотично загребая руками и ногами, собрала вокруг себя одеяло и простыни. И так и застыла, израсходовав последние силы на эту нелепую и трогательную постельную баррикаду.
– Да не дергайся ты так! Ну, подумаешь – с ума сошла, – издевательски подтрунивал над испуганной девушкой все тот же звучавший из темноты голос. – С кем не бывает.
– Ой! Да! – вдруг почти весело ухватилась за эту мысль Эмилия. – Ведь врачи говорили, что при моей болезни возможны осложнения в области головы! Да и таблетки, возможно, делают свое дело… Так что – глючит меня! Точно – глючит!
Как ни странно, но эта мысль подействовала на девушку успокаивающе. Вытянув тонкую длинную шейку, она с опасливым интересом принялась разглядывать непонятное белесое пятно, активно зашевелившееся в темноте.
– Ага! Давай – еще галлюцинацией меня назови! – недовольно буркнуло привидение, вплывая по воздуху в освещенную луной часть комнаты. Видение было укутано в белый плащ с капюшоном, из-под которого выглядывали абсолютно реальные, обутые в кеды ноги. Обозначившаяся на свету фигура казалась полупрозрачной и имела не вполне четкие очертания. Но уже через несколько мгновений на глазах у онемевшей от изумления девочки произошло необыкновенное превращение. На месте призрачного видения вдруг появился четкий и вполне плотный человеческий силуэт. А в комнате почему-то вдруг резко запахло дыней. Пружинисто приземлившись на пол, видение энергичным движением рук откинуло с головы капюшон и оказалось на поверку довольно симпатичным молодым человеком, правда, синюшно-бледным в свете неистово бушующей луны.
– Ну-с, давай, что ли, знакомиться, – растягивая в улыбку тонкие губы, произнес он и, преодолев незначительное расстояние до кровати, бесцеремонно плюхнулся рядом с оторопевшей девушкой.
– Эмилио, – подаваясь вперед и протягивая руку, чопорно представился незваный гость.
Эмилия вздрогнула от неожиданности и попыталась отстраниться от столь напористого и стремительного жеста. Но парень уже поймал ее вялую маленькую ручку и весьма сильно тряс ее в своей большой и прохладной ладони.
– Что – растерялась? Не видела, поди, никогда таких симпатичных и молодых привидений… Или галлюцинаций? – глядя в глаза девушки, хитро прищурился гость. – Ладно, можешь не отвечать. Вижу, что нравлюсь.
Тон его голоса был доброжелателен, рот зафиксирован в лучезарной улыбке, но от напряженного немигающего взгляда черных глаз веяло холодом. Продолжая буквально гипнотизировать притихшую девушку, гость не переставал легкомысленно болтать.
– Видишь, я вполне материален, плотен телом и даже красив. Никакое не привидение, а вполне себе обыкновенный человек, ни в чем от твоих бывших дружков не отличающийся… Ведь так? – в его вопросе вдруг послышалась легкая неуверенность и даже растерянность.
– Так, – эхом отозвалась Эмилия. – Только мои дружки… то есть бывшие дружки, не носят длиннющих светящихся балахонов и не летают по воздуху.
– Ах да! – преувеличенно размашистым жестом стукнув себя ладонью по лбу, произнес гость. Он легко соскочил с кровати и театрально сорвал с себя плащ, который, не успев упасть на пол, поблескивая растворился в воздухе.
Медленно и величаво ступая, этот странный парень вышел на середину освещенной комнаты. Приподняв подбородок и расправив широкие плечи, он принял нарочито горделивую, но на самом деле весьма комичную позу, в которой так и застыл, насмешив тем самым неотрывно наблюдающую за ним Эмилию.
– Давай, разглядывай меня внимательно. Что еще тебя не устраивает? – капризным тоненьким голоском вдруг пропищал он, жеманно кривя рот. От неожиданности Эмилия весело расхохоталась. Этот парень определенно начинал ей нравиться.
– И такими противными голосами мои дружки, ой… то есть бывшие дружки, не разговаривают, и в простецких кедах на босу ногу не ходят, и еще, и еще… – уже не на шутку разошлась она, – не врываются посреди ночи ко мне в дом и не пугают до полусмерти.
– Ну, насколько я знаю, они и посреди дня к тебе последнее время не очень-то часто врываются, – бесцеремонно перебил девушку непрошеный гость.
Это резкое, но такое правдивое замечание моментально охладило пыл развеселившийся было Эмилии.
– И зачем мне об этом лишний раз напоминать? – с укором в голосе тихо произнесла она. – Ну, не хотят мальчишки общаться с тем лысым и ушастым уродом, в которого я теперь превратилась. Зачем я им такая страшилка нужна. И девчонки все разбежались. Неинтересно им со мной стало… Страшно…
– И от чего же им, таким пугливым, страшно-то стало? – вкрадчивым голосом произнес недавний весельчак, присаживаясь обратно на край кровати.
– К чужому страданию и смерти, наверное, боятся близко подойти, – взросло рассудила девушка и отрешенно уставилась на идеально круглый диск луны за окном.
– А ты, значит, помирать собралась? Бороться перестала? Жить расхотела? – продолжал засыпать Эмилию вопросами ее бестактный собеседник.
– А меня, вроде бы, никто и не спрашивал: «хочу – не хочу?» Заболела, и все тут!.. Врачи говорят, шансов мало, почти нет… Ну и… я смирилась… вроде как.
– А! Ну, тогда другое дело! Тогда о важных вещах подумать надо… Так сказать, перед смертью.
– О каких таких важных вещах? – насторожилась Эмилия и подозрительно прищурилась.
– Как о каких? Э… Вот например: что будет написано на твоем надгробном камне? Какие слова? Стишок или проза?
– Что ты? Что ты? – в испуге встрепенулась девочка. – Что ты такое говоришь?
– Ничего особенного, – невозмутимо промолвил парень. – Решила думать о смерти – значит думай. Со всей, так сказать, ответственностью! А то нюни разводишь, куксишься, себя жалеешь и даже не понимаешь, куда такое поведение может привести.
Эмилия с осуждением посмотрела на парня:
– Какой ты, однако, черствый! Хоть и привидение, а прямо как все остальные люди. Правду мама говорит: «Все друг другу волки». Вместо того чтобы помочь, подбодрить добрым словом, пожалеть наконец, начинаешь обвинять в том, что я в моем положении, видите ли, недостаточно жизнерадостна.
Девушка явно начинала злиться. Она резко подтянула к себе край одеяла, закрыла им большую часть лица и зло уставилась на ночного гостя.
– Ох! Пусть тебя другие жалеют. А я не по этому делу, – не обращая внимания на раздражение Эмилии, беззаботно ответил парень. – Вот помочь грамотно и мудро пережить это переходное время я могу. Можно даже сказать, в этом и есть мое призвание. Посему, собственно, и явился к тебе. Сразу говори, хочешь моей помощи или нет? Если да, то во всем должна будешь меня теперь слушаться и пропускать через себя все, о чем я буду говорить.
– Странно как-то ты начинаешь мне помогать, – недовольно буркнула Эмилия, недоверчиво косясь на собеседника. – А на счет во всем слушаться… Так очень сомнительно то, что мне захочется во всем слушаться какого-то непонятного, странного субъекта, неожиданно появившегося в ночи и предлагающего мне на полном серьезе сочинять для себя траурный стишок.
– Ага, – энергично кивнув головой, радостно отозвался парень. – Вот с этого-то мы, пожалуй, и начнем. Чтобы тебе не было неуютно поначалу, я буду как будто для себя сочинять…Как тебе, к примеру, такое стихотвореньице…
В задумчивости приподняв голову, он несколько мгновений бубнил себе под нос нечто тихое и невразумительное, а затем, в нарочито пафосной манере, слегка заунывно растягивая каждое слово, с театральным надрывом продекламировал:

         -Эх!!! Ударьте по жопе меня кедом!
          Если я, хоть на йоту совру!
          Пронеслась моя смерть дребезжащим мопедом,
          Сбив веселую юность мою!

Реакция Эмилии была мгновенной. Всей душой любившая повеселиться, девушка буквально рухнула на кровать в приступе беззаботного смеха.
– Ха-ха-ха! «по жопе кедом», – колотя рукой по кровати, безудержно хохотала она. – «Мопед дребезжащий» – ну… ну надо же такое придумать. – А ты ничего – веселый!
Вволю насмеявшись, она чопорно уселась на кровати и деловито произнесла:
– Ну что же! Стишок весьма симпатичный! Но… не идеально мне подходит.
– А что вас смущает, мадмуазель? – подхватывая тон игры, озабоченно спросил гость.
– Меня не вполне устраивает «дребезжащий мопед». Причем тут мопед? Не поэтично, как-то!
– Ну, во-первых, я вообще-то не совсем поэт, – забираясь на кровать с ногами, произнес незнакомец. – А, во-вторых, мопед очень даже причем… Потом поймешь.
– Нет! Не хочу про мопед! – капризным тоном произнесла Эмилия. – Что-нибудь возвышенное хочу! И где вообще твое воспитание? Убери сейчас же свои грязные кеды с кровати – простыни запачкаешь. Стирать потом за тобой!
– Вам совершенно не о чем беспокоиться, мадмуазель! – галантно произнес гость. – Подошвы моих прекрасных кедов идеально, ну просто стерильно чисты.
В этот же момент, как бы подтверждая слова хозяина подошвы на кедах переливчато блеснули слабым неоновых светом, чем привели Эмилию в немалое замешательство и заставили вспомнить, что перед ней и не человек вовсе, а существо загадочное и неизвестно откуда взявшееся. Но наблюдательный собеседник не дал возможности девушке продолжить размышления на эту тему и с подобострастной озабоченностью вопросил:
– Так значит, полностью переделать эпитафию? Или только часть?
– О нет, что ты! Первые две строчки просто гениальны! – легкомысленно отозвалась Эмилия. – А вот над вторыми двумя надо бы поработать!
– Ага! Значит так! – озабоченно потирая переносицу, комично насупился незадачливый поэт. – Ну… Вот, к примеру, если бы ты была мальчиком, я мог бы предложить тебе это:

     — Эх! Ударьте по жопе меня кедом!
       Если я хоть на йоту совру!
       Вот пришла моя смерть. Не успел я стать дедом.
       И теперь у врат рая стою!

– А это еще что такое – увратрая? Непонятное какое-то слово, – вскинула в изумлении брови Эмилия.
– У ВРАТ РАЯ, – разделяя каждое слово, объяснил гость. – У ворот рая значит. Поняла?
– Поняла, – закивала головой девушка. – Но только я все равно не мальчик и все равно «увратрая» звучит некрасиво!
– Некрасиво, зато обнадеживающе, – моментально парировал гость и обиженно насупился. – Ишь ты, какая привередливая оказывается: то ей не так, это ей не этак!
– Ладно! Не обижайся! – примирительно сказала Эмилия. – Хорошие твои стишки – и первый, и второй. Только я вот не пойму: чего такого обнадеживающего в этом «увратрая». Умирать-то все равно – никому не хочется.
– Ну что ты! Ведь это же так очевидно! «У врат рая», то есть у ворот в другой, более совершенный и воспетый всеми земными религиями мир. Рай, в котором нет физической и душевной боли, нет страдания, скуки, предательства, вранья… И прочей земной ерунды. И я, можешь мне поверить, знаю о нем не понаслышке, – при этих словах ночной посетитель многозначительно взглянул на Эмилию и загадочно улыбнулся.
– Так кто же ты такой на самом деле? – насторожилась девушка. – Неужели, забрать меня пришел в этот твой «лучший мир»? Ааа! Мамочка!!! Смерть моя пришла! – вдруг испуганно завопила она и затравленно съежилась под одеялом.
– Да прекрати ты орать, дурочка! Сейчас я не забирать тебя пришел. Я совсем не по этому делу! То есть… Не совсем по этому.
– Как-то ты не понятно объясняешь, – заикаясь от страха и дрожа всем телом, тихо произнесла Эмилия.
– Ну что же! Я объясню тебе обязательно, но только позже. Только ты успокойся, пожалуйста. И прими на веру то, что я тебе ничего плохого не желаю. Хорошо?
– Хорошо, – покорно согласилась Эмилия и громко икнула.
Наклонив голову и прищурив глаза, ночной гость стал с бесцеремонным интересом разглядывать девушку. Неестественно яркий лунный свет освещала ее круглую голову без волос, трогательно торчащие в разные стороны маленькие ушки и почти идеальное, красивое лицо.
– Смотри-ка! А ты хороша! – через некоторое время резюмировал он и стремительным движением соскочил с кровати. – Приглашу я, пожалуй, тебя на свидание.
– На свидание? – изумленно переспросила Эмилия.
– Да! На самое что ни на есть настоящее свидание! И там, собственно, тебе все доходчиво и объясню. А что ты удивляешься? Ты девушка красивая! Мне – нравишься! Так что, мадмуазель Эмилия, не соблаговолите ли вы принять мое приглашение с уверениями в моей искренней симпатии и добрых намерениях, – склоняясь в церемонном поклоне, вкрадчиво промурлыкал странный парень.
– Ну… Я не знаю… – в растерянности теребя край одеяла и потупив взор, тихо ответила Эмилия. – Я тебя совсем не знаю. Ты – странный. И не человек вовсе. И зовут тебя, я уверена, совсем не Эмилио. Ведь так?
– Ишь ты, какая догадливая! Ну да, не Эмилио.
– И как же мне тебе верить, если ты даже в таких мелочах врешь?
– Ну, а что мне остается делать? – возмущенно воскликнул парень, – если у меня нет никакого определенного имени… Вот и придумываю в каждом конкретном случае имя новое. Чтобы лучше соответствовать, так сказать.
– Да, но тут фантазия тебя явно подвела, – издевательски хихикнула девушка. – Эмилио!!! Хи-хи-хи…
– Если уж ты такая умная, придумай мне имя сама, – обиженно насупившись, пробурчал гость.
На некоторое время в комнате повисла звенящая тишина. Лишь старинные часы в маминой комнате мерно отсчитывали уходящие минуты этой странной и загадочной ночи, да первые пробудившиеся птицы за окном неуверенным тихим щебетом предвещали приход раннего летнего утра. Эмилия молчала в задумчивости. Рослый, нескладный парень, сильно ссутулившись и засунув руки в карманы старых джинсов, не спеша прогуливался по комнате. Его густые волосы свисали волнистыми прядями до плеч, тонкие губы кривились в легкой усмешке, а холодный взгляд огромных миндалевидных глаз был прикован к задумчиво-мечтательному лицу девушки.
– О!!! Придумала! – неожиданно громко и радостно воскликнула она и даже слегка подпрыгнула на кровати. – Я буду звать тебя УВРАТРАЙЯ!!! Очень по теме, необычно и… загадочно!
– А ты молодец! – восторженно воскликнул гость. – Смотри как здорово придумала. Мне нравится!
– Красота-то какая! Теперь я – Увратрайя! – делая ударение на звуке «й» и растягивая гласные, стал напевать он, присев на спинку кровати и методично раскачиваясь. Эмилия, захваченная беззаботным весельем, стала вторить ему тоненьким, ломким голоском. Дуэт у них получался нескладный, но зато с каждым повторением фразы пение становилось все более громким и разухабистым.

 

 

                                                     Сумасшествие

   – Эмма, что случилось? Что у тебя болит? Что с тобой, моя девочка? – врываясь в комнату, испуганно прокричала разбуженная мама.
С размаху хлопнув по выключателю, она мгновенно очутилась у кровати больной дочери, да так и застыла вне себя от изумления. Электрический свет застал врасплох хрупкую лысую девушку, сидящую в груде простыней, скомканного одеяла и подушек. Ее веки были блаженно прикрыты, тело слегка раскачивалось из стороны в сторону, а руки совершали плавные хаотичные движения над головой. Не замечая вокруг себя ничего, она самозабвенно голосила: «Красота-то какай-я-я! Теперь я – Увратрайяя!»
– Доченька! Очнись! Что с тобой! – запричитала мама и, склонившись над Эмилией, начала трясти ее за плечи. – Прекрати, пожалуйста, этот несносный вой… Не пугай меня!
Эмилия сначала на уговоры не реагировала. Затем перестала петь и, приоткрыв один глаз, внимательно уставилась на маму.
– Мася, это ты? – удивленно промолвила она. – А, где же Увратрайя?
– О, господи! Какой еще Увратрайя?
– Мой новый друг! Он тут некоторое время назад материализовался в комнате. Наплел всякого разного. На свидание позвал. Ты знаешь, славненькое такое привиденьице. Симпатишшшное.
Эмилия замолчала. Наклонив голову набок, она умильно уставилась в одну точку, предаваясь приятным воспоминаниям. Мама же в изнеможении рухнула на стоящий рядом с кроватью стул и с тоской и болью во взгляде посмотрела на дочь. – «Видимо, началось! – пронеслось в ее голове. – Врачи предупреждали! От таблеток… Галлюцинации… Лучше ничего не спрашивать… Соглашаться… Потакать!»
– Ну, подумаешь, с ума сошла! С кем не бывает! – как будто прочитав мамины мысли, беззаботно произнесла девушка. – Не переживай ты так, Мася! Так даже лучше! Теперь я не одна! Теперь у меня Увратрайя есть! Он мне поможет… Переведет меня, если что, – грамотно.
– Куда переведет? – не удержалась от вопроса бедная женщина.
– Сама знаешь куда! – вдруг огрызнулась дочь и демонстративно стала взбивать подушки и поправлять простыни на своей огромной постели. – Все! Спать хочу. Извини за то, что разбудили… Этот Увратрайя – такой невоспитанный тип… То в кедах на кровать, то горланит среди ночи… Хи-хи… Стишок, опять же, на надгробный памятник сочинил… Надо же такое придумать…
Слова путались, речь затихала, и наконец, сладко зевнув, Эмилия умиротворенно засопела.
– Спи, доченька. Спокойной ночи, – с нежностью прикасаясь к гладенькому черепу девочки, произнесла опечаленная женщина. – Может, еще все и обойдется. Может, это тебе все во сне привиделось, – пытаясь успокоиться, неуверенно прошептала она. В немом отчаянии подавив судорожный всхлип, она бережно укутала дочь одеялом. Постояла еще несколько минут, любуясь чистым и прекрасным профилем Эмилии, и затем на цыпочках, пытаясь не спугнуть хрупкий сон дочери, вышла из спальни…
Но не обошлось!
На следующий день Эмилия не встретила маму, как обычно, у дверей. И приготовленным обедом в доме не пахло. А немытая посуда в раковине, легкий беспорядок в гостиной и громкая музыка, доносившаяся со второго этажа, говорили о том, что девушка явно отступила от заведенного в последние недели распорядка своей жизни.
С чувством смутной тревоги мать бросилась в спальню дочери и, резко отворив дверь, замерла на пороге.
По всей комнате были раскиданы вещи. Ящики комода выдвинуты. Кровать не заправлена. И посередине всего этого беспорядка, обмотанная большим лоскутом
цветастой шелковой материи, в котором женщина узнала штору из своей спальни, вертелась перед зеркалом Эмилия. На ее голове красовался взлохмаченный, оставшийся еще со времен бабушки, парик. На лице переливался всеми цветами радуги безобразно яркий макияж. А на ногах красовались непонятно откуда взявшиеся старые, ободранные кеды.
Женщина стремительно подошла к гремевшему на полную мощность магнитофону и резким движением нажала на клавишу «стоп». В комнате на мгновение повисла звенящая тишина.
– Судя по беспорядку, ты явно выздоравливаешь, – пытаясь сохранять спокойствие, холодно произнесла женщина.
Девушка в изумлении обернулась.
– Мася, это ты? Уже с работы? Так рано?
– Эмилия! – подходя к дочери и озабоченно заглядывая ей в глаза, произнесла мать. – Что здесь происходит?
– Как что! На свидание собираюсь! Вот уже полдня вожусь с этим шелком. Никак не могу его красиво задрапировать… Такой скользкий. Мася, помоги мне, – доверительно прошептала девочка и протянула маме горстку маленьких металлических булавок.
– На какое еще свидание? С кем? – отстраняя руку дочери, подозрительно поинтересовалась мать.
– Как с кем? С Увратрайей, конечно! Я же тебе говорила вчера… кажется!
– Эмма! Какое свидание? Какой Увратрайя? – обхватив руками голову и не в силах больше сдерживаться, вдруг завопила несчастная женщина. – Прекрати сейчас же этот балаган! И… И… Отдай сейчас же мне штору!
В приступе раздражения и отчаяния женщина с силой рванула за край шелкового лоскута. Материя затрещала, булавки рассыпались в разные стороны, а Эмилия еле удержалась на ногах, пытаясь отвоевать у мамы свой «вечерний туалет». Опешившая от такого неожиданного поворота событий, девочка еще несколько мгновений цеплялась за скользкий лоскут, но затем – сдалась.
– Ну и ладно! Ну и забирай свою шторку, жадина, – тихо бубнила она, безвольно опустив руки и позволяя маме себя размотать. – Не очень-то и хотелось!
– Где ты откопала это старье? – спросила мать, указывая на обувь на ногах дочери.
– Нашла в бабушкиной коробке. Как раз под париком лежали.
– Не ври! – опять не удержалась женщина. – Я все бабушкино «наследство» наперечет знаю. Пластинки, вырезки из журналов, парик да арфа… Будь она неладна! Все! Твоя бабушка кеды не носила.
– Но это же – правда! Я не вру! – не сдавалась Эмилия.
– Ладно, хватит! – более спокойным тоном примирительно произнесла женщина. – Правда – значит, правда. Пойди лучше умойся. Надень пижаму. Ложись в постель. А я лекарства тебе принесу, да и доктору позвоню… Узнаю, что нам теперь с этим твоим Увратрайей делать…
 

 

                                                     Свидание

 – Эй! Спящая красавица… Пора на прогулку…
Тихий бархатный голос звучал какбуд-то издалека. Сильная пульсирующая боль разливалась по всему телу.
– Эмилия! Просыпайся!
Эмилия с трудом приоткрыла глаза. На фоне залитого лунным светом окна маячил нечеткий силуэт.
– Ммм… больно, – тихо простонала девушка и, сжавшись в комок, замерла в надежде переждать эту мучительную, ноющую, страшную боль. По ночам она так поступала всегда. Не желая лишний раз тревожить маму, Эмилия терпела боль. Но в последние дни боль усиливалась многократно, отчего страдания девочки становились просто невыносимыми.
– Не двигайся! Сейчас пройдет, – услышала она тот же мужской голос.
Прохладная ладонь легла на ее лоб. В воздухе резко запахло дыней. В склонившемся над ней лице девушка узнала черты вчерашнего гостя.
– Увратрайя, ты? Что, уже пора?
– Пора, пора, – недовольно забубнил ночной посетитель. – Гулять идти пора! Ночь за окном в самом разгаре! А ты спишь… Безобразие! Некрасиво, мадмуазель, опаздывать на свидание!
Увратрайя отнял руку от лица девушки и демонстративно насупился.
За стеной послышались странные кашляющие звуки. Увратрайя вопросительно поднял бровь.
– Мама плачет, – печально произнесла Эмилия. – Каждую ночь… Думает, что я не слышу. А сегодня накричала на меня и теперь, наверное, мучается. Переживает, потому что не сдержалась. Но я на нее не обижаюсь. Понимаю, насколько ей тяжело. Я ведь ее единственная дочь. Кровиночка…
Эмилия измученно улыбнулась и, с трудом опираясь на руки, приподнялась на кровати.
– Знаешь что, дорогая! Давай-ка оставим эти заунывные разговоры на потом, – бодрым голосом произнес ночной гость. – Поехали лучше веселиться!
– Веселиться? Куда это? – удивленно встрепенулась Эмилия. Ее боль угасала, освобождая место естественной жажде жизни и любопытству.
– Куда? Ну, например, прокатимся в твое возможное будущее. Посмотрим, что ты там способна наворотить.
Изумленно приоткрыв рот, девушка непонимающе уставилась на Увратрайю, да так и замерла.
– Хватит сверлить меня глупым взглядом, – нервно и не вполне вежливо произнес Увратрайя. – Поехали уже, время – дорого.
При этих словах он резко ухватил Эмилию за запястья и с силой потянул, помогая встать с постели, затем подвел девушку к окну и, легко перемахнув через подоконник на крышу террасы, поманил пальцем.
– Только не говори мне, что ты этого никогда не делала, – ироническим шепотом произнес он.
– Чего не делала? – эхом откликнулась Эмилия.
– Не убегала тайком через окно. Гулять, например, вместо того чтобы уроки делать, и всякое такое.
– А! Делала, конечно! – невольно хохотнула Эмилия. – Только я тогда маленькая еще была. – Да и куда я на улицу… в пижаме.
– Так, хватит ломаться! – повелительно произнес Увратрайя и протянул девушке руку. – Доверься мне! Ведь хуже уже не будет…
На мгновение Эмилия застыла в нерешительности, но затем протянула Увратрайе руку и твердо шагнула на подоконник.
С этого момента вокруг стало происходить нечто сумбурное и непонятное. Сознание Эмилии то вспыхивало, то гасло. Сначала она почувствовала себя как бы парящей в холодном пространстве, в котором, однако, ей было радостно и приятно. Затем она ощутила на своих пылающих щеках хлесткий свежий ветер. И, наконец, нашла себя крепко обнимающей сзади управляющего мопедом Увратрайю.
– Куда мы едем? – перекрывая шум ветра, прокричала она ему в самое ухо. – Куда ты меня везешь?
Но Увратрайя не отвечал, а лишь указал рукой куда-то вперед и вниз. Переведя взгляд в указанном направлении, Эмилия увидела, что они не едут, а летят в неплотных белесых облаках и в просветах между ними виден шпиль какого-то необычного здания.
– Держись крепче, мы снижаемся, – прокричал Увратрайя и резко направил мопед вниз.
– Что это за дворец такой? – оказавшись на земле и сходя с мопеда, с интересом спросила Эмилия.
– Это музей изобразительных искусств, – невозмутимо ответил Увратрайя. – У тебя сегодня здесь выставка открывается.
– Что? – в недоумении вскидывая бровь, воскликнула Эмилия. – Что ты такое выдумываешь?
– А не выдумываю я ничего, – обиженно отозвался длинноволосый парень. – Сама вон на афишу посмотри.
Эмилия проследила за взглядом своего попутчика и увидела, что фронтон здания украшает огромная афиша с изображением красивой седовласой женщины в окружении многочисленных картин.
– Это что? Это кто? – нервно икнув, шепотом спросила Эмилия.
– Это возможная ты, – легкомысленно махнув рукой, отозвался Увратрайя. – Ну, если болезнь свою победишь, конечно.
– Стой, Увратрайя! Я ничего не понимаю. Как это? Как такое возможно? – в недоумении тряся головой, воскликнула Эмилия. – Это что – сон?
– Ох, если тебе будет легче, то пусть это будет сон! Самое главное, чтобы ты его хорошо запомнила и сделала правильные выводы.
– А какие именно правильные выводы я должна сделать?
– УНЫНИЕ!!! ПЕССИМИЗМ!!! ОБРЕЧЕННОСТЬ!!! – не самые лучшие союзники в борьбе со смертью, – присаживаясь на мопед, начал загибать пальцы Увратрайя, – и если ты хочешь жить, то должна это четко усвоить!
– Ах, вот ты о чем, – понятливо кивнула Эмилия. – Так это я в последнее время скисла. Боли жуткие, круглосуточные… Лекарства не помогают… Врачи не обнадеживают… Знаешь, все это давит ужасно и оптимизма не добавляет.
– И тем не менее это те условия, в которых тебе предстоит бороться за жизнь… Если ты конечно, готова начать…
– Но как же так? – в нетерпении перебила парня Эмилия. – Врачи говорят – шансов мало, все возможное сделали…
– Да что ты заладила! Врачи говорят, врачи говорят! Слишком большое значение ты придаешь чужим выводам! Плывешь, так сказать, по течению. А между тем пора решать самой! И времени на это у тебя остается все меньше и меньше… Хотя, впрочем, если ты уже окончательно сдалась, то я хоть сегодня готов помочь тебе легко и изящно перейти в мир иной… То есть подведу тебя, так сказать, к самым вратам рая.
– Что ты! Что ты! – испуганно запричитала девушка и резво отпрыгнула от Увратрайи на безопасное расстояние. – Я сегодня не готова умирать! Я… я не хочу…
– Значит, все-таки – хочешь жить?
– Да я, собственно, и всегда хотела, – в удивлении пожимая плечами, ответила она. – С чего ты взял, что я…
– Ладно, – примирительно произнес странный парень и указал на сиденье мопеда, приглашая Эмилию присесть рядом.
Девушка опасливо подошла и с недоверием посмотрела на весело глядевшего на нее Увратрайю.
– Садись, садись! В ногах правды нет! Тем более сейчас салют в твою честь начнется!
– Как это – в мою честь? – непонимающе восхитилась Эмилия. – С чего бы это?
– Ну, не совсем в твою, – тут же поправился Увратрайя. – Ты на данном этапе еще ничего героического не совершила. Поэтому салют этот в честь возможной тебя. Той, которая пройдет весь путь до конца: победит болезнь, станет знаменитой художницей, откроет благотворительный фонд помощи больным раком людям, усыновит двоих детей и много еще всякого толкового совершит.
– А я смогу? – с волнением в голосе спросила Эмилия. – Победить болезнь? Ну и все это, о чем ты говоришь, я сделать смогу?
– Это уже к тебе вопрос, – тихо заметил Увратрайя. – Как ты решишь, так и будет! И никто другой за тебя этот выбор не сделает! Но все же я думаю, что ты и именно ты сможешь открыть свое сердце и подарить любовь многим отчаявшимся сердцам.
– Почему ты так уверен во мне? – пытаясь заглянуть в глаза Увратрайи, доверчиво спросила Эмилия.
– Потому что, перенеся в юном возрасте боль и страдание, переосмыслив на фоне смертельной болезни такие вещи, о которых многие люди начинают задумываться только в весьма зрелом возрасте, ты сможешь многим помочь. Помочь, так сказать, своим личным примером, своей жизненной позицией, своим талантом. И наконец, может быть, твоя душа сможет прочувствовать ответственность за выбравших любить тебя. И сама научится любить не эфемерный образ, а обычных, земных людей. Тем самым разорвав этот порочный круг…
– О чем ты говоришь, Увратрайя? – перебила собеседника Эмилия и нервно заерзала на сидении. – Какой такой порочный круг?
– Не бери в голову лишнее, дорогуша, – нежно обнимая девушку за плечи и указывая рукой в небо, тихо произнес Увратрайя, – смотри лучше… Салют начинается!

 

 

ДИАЛОГИ:


– Так значит, это был ты! – воскликнула Хора. – А я то думала, что моя девочка с ума сошла. Переживала страшно. Думала – все! Конец! Как жаль, что я ей тогда не поверила.
– Ну, сейчас не до угрызений совести, – устало потирая глаза, со вздохом произнес Проводник. – Времени совсем не остается! Смотри, вот уже – становишься прозрачной.
Терпсихора нехотя оторвала взгляд от «живой картины», с которой ей улыбалось счастливое лицо дочери, и посмотрела на свои руки. Они действительно были полупрозрачны.
– Что происходит? – удивленно спросила женщина.
– Твой переход заканчивается. И Высшим пора решать дальнейшую судьбу твоей души.
– И что нам для этого нужно сделать?
– Не нам, а тебе! Я уже вроде бы сделал все что мог, – не вполне уверенно поводя плечами, заметил Проводник. – Провел тебя по всем закоулкам, так сказать…
– А что я должна сделать? – непонимающе произнесла Терпсихора.
– Хора! Ты опять за свое! Что за короткая память! Ты должна вспомнить все нюансы своих последних минут. Мысли, чувства и так далее.
– Ах да, прости меня, Про! Вот вижу свою дочь и ни о чем другом думать не могу. Как она там? Справится ли с болезнью? Как обо мне будет вспоминать?
– А эта информация, к сожалению, для тебя закрыта. Так сказать, кара за прегрешения.
– Как? За что? – в ужасе воскликнула женщина, и в ее прозрачных глазах заблестели слезы. – Почему я не могу знать судьбу своей дочери?
– Может, и узнаешь потом, – немного смягчаясь, заметил Проводник. – Все зависит от того, что, собственно, ты вспомнишь сейчас. Итак?
– Ну что же, – глубоко вздохнув, начала вспоминать Терпсихора. – Как ты знаешь, мы долго болели. Три года с небольшими перерывами на ремиссию, лечились: операции, химиотерапии, все усиливающиеся боли и неутешительные вердикты врачей. Моя девочка очень страдала, и я страдала вместе с ней. Весь мир окрасился в серый цвет. Утра и вечера, дни и ночи протекали в безрадостной, непереносимой душевной муке. Ох, Про, если бы ты знал, как тяжело смотреть как угасает твой ребенок! Смотреть и не быть способным, хоть что-то сделать для него, хоть как-то облегчить его страдания…
Женщина тихо заплакала. С каждым мгновением она становилась все прозрачнее, и ее красивое лицо уже почти сливалось с муаром вязкой полутьмы маленького кафе. Обстановка вокруг между тем становилась все более нереальной. Пол, стены, потолок, растворяясь, терялись в сизой дымке. И от этого казалось, что предметы мебели висят в воздухе, чуть подрагивают и медленно перемещаются в пространстве.
– Не медли, Хора! Вспоминай скорее! – озираясь по сторонам и чуть поеживаясь, произнес Проводник. – На «живой картине» запечатлен твой последний день… Вернее, твоя последняя ночь… Мы с Эмилией улетели, а ты была за стеной. Что ты делала этой ночью? Что чувствовала?
– Я? Я была сильно расстроена, – раскачиваясь из стороны в сторону, силилась вспомнить женщина. – Я давно уже не спала по ночам. Не спала и в эту ночь. Врач прописал снотворное. Оно перестало помогать. Я повышала дозу. Знаешь, Про, как это мучительно, каждую ночь лежать в кровати с открытыми глазами и ежесекундной болью в душе. Отчаяние. Страх. Безысходность… Хочется хоть на мгновение забыться… Хоть на секундочку… А тут Эмилия со своими галлюцинациями…
– Это было последней каплей? – подаваясь вперед и как бы торопя Хору, спросил Проводник. – Ты осознанно покончила с собой?
– Нет, – уставившись в одну точку, эхом откликнулась женщина. – Я приняла несколько таблеток. Потом долго плакала. Сна не было. Я приняла еще несколько. Подождала… Сон не приходил. Это было невыносимо. Я хотела одного – уснуть. Набраться сил для следующего дня. Не могу… Хочу спать… И я выпила еще… Чтобы заснуть… Заснуть…
– Так ты не хотела убивать себя? Не хотела оставлять дочь одну? – подгонял воспоминания Хоры Проводник.
– Нет! Я ни за что на свете не хотела бы оставить ее одну… Мою девочку… Мое сердце… Мою единственную любовь… – тихо произнесла она, окончательно растворяясь в пространстве. – Как жаль, что все так получилось… Как отчаянно, невыносимо жаль…
– Есть! – возбужденно вскричал Проводник, подскакивая с растворяющегося в воздухе стула. – Мы успели! Самоубийство по неосторожности… Неосознанное! Она не хотела! Слышите ли Вы меня?
Неуклюже пританцовывая, он радостно махал руками кому-то невидимому наверху. Но кому именно, понять было сложно. Так как густой туман обволакивал его высокую и нескладную фигуру плотным одеялом, как бы упаковывая в длинную мерцающую трубу, составляющую странный и сложный узор с другими подобными ей трубами, скрученными и растянутыми во все стороны.
– Переведите меня на другой уровень, – слышался приглушенный и все слабеющий голос Проводника. – Я ведь выполнил задание! Разобрался! Провел! Пожалуйста, переведите…
Но звенящая тишина, изредка прерываемая гулкими выхлопами какого-то огромного механизма, поглотила его голос. А движение во все стороны ритмично пульсирующих труб заполнило собой все видимое и необозримое пространство.

 

 

3 комментария

  • Юлия Маги

    1

    Жду продолжения про красивую девочку и мальчика в потёртых джинсах.Ведь это действительно так ..на каждую девочку там есть мальчик,который тоже не ожидал и которому тоже не хотелось …и они возможно должны были встретиться здесь,но один из них уже там и ждать больше не может….там или здесь они должны быть вместе ! И должны быть вместе скоро.

    • iSelina

      2

      Как чудесно, оказывается показывать незаконченный отрывок! Возникает альтернатива изначальному сюжету автора! Но… ведь, в жизни присутствует многовариантность…. И, в зависимости от того, какой выбор сделает эта девочка, будет и написано окончание ее истории…. А, скорее всего, будут прослежены обе линии развития одной судьбы…. Во всяком случае, я так задумываю изначально….

  • Марго

    3

    Потрясающе написано! В начале пробрало до слез, а потом появилась радость за девочку и надежда на то, что все у нее будет хорошо!

Оставьте комментарий

Все поля обязательны.